Все испортилось, когда в Суну зачастил Белая Копия.
читать дальшеДо этого Гаара-сама принадлежал только нам - Суне и мне. Я до сих пор его единственная ученица. Во время выбора сенсеев, только я осталась рядом с Гаарой-самой, а после этого он уже не соглашался брать учеников. Говорил, что заботы управления страной совсем не оставляют времени. Но я-то знаю, почему на самом деле. Все, кроме меня, просились к нему в ученики уже после знаменитой миссии по спасению и торжественного входа казекаге в селение.
После знакомства с Копией наш казекаге изменился. Сидя в штабе, разговаривая с советниками, на тренировочной площадке он постоянно поглядывал верх, на небо. И если видел там почтовую птицу из Конохи, взгляд его становился стеклянным. Он слушал, кивал и делал все, чтобы поскорее закончить разговор и броситься читать послание.
Если письмо было от годайме Листа, он выходил из Птичьей Башни своей обычной походкой. В другом случае вариантов было два: он вылетал оттуда почти не касаясь земли или выходил скованным, чеканным шагом, глядя куда-то в пустоту. Таким его видеть было особенно больно, и моя ненависть к Белой Копии росла и ворочалась под сердцем.
Но хуже всего было, если Копия приходил в Суну с какой-нибудь миссией. Тогда Гаара-сама начинал улыбаться. А улыбающийся Гаара-сама - это для Суны что-то совершенно чуждое и незнакомое. Мы все это чувствовали и косились на конохских дзенинов из команды Хатаке с открытой неприязнью. Сам Копия, даже рядом с нашим казекаге, ничуть не менялся, оставаясь все таким же унылым, расслабленным одноглазым пугалом.
Все знали, что Копия почти никогда не оставался на ночь со своей командой в выделенной им комнате. Я много раз пыталась за ним проследить, хотя это было непросто. Дважды мне это удалось.
В первый раз, выскользнув ночью из комнаты, он какое-то время бесцельно бродил по окраинам Суны. Потом я ненадолго потеряла его в темноте и нашла уже за последними домами, в дюнах. Он стоял на четвереньках, бил правой рукой в песок и глухо рыдал.
Это было прекрасно, как месть. Значит, и у него могло что-то болеть там, под маской! И без всяких сомнений, отомстил ему за меня, за всех нас, наш казекаге!!
Я сохранила этот прекрасный образ глубоко в памяти, как сосуд с драгоценной влагой, и отпивала из него каждый раз, когда взгляд Гаары-самы становился стеклянным.
Во второй раз на окраине Суны Копию ждал наш казекаге. Они вспрыгнули на Сабаку-фуйю, летающую песчаную платформу Гаары-самы, и улетели в пустыню. Мне удалось отыскать их только через два часа.
Я думала, сверху (как это принято говорить в таких случаях) будет Копия, но ошиблась. Он опять стоял на четвереньках, Гаара-сама брал его сзади и время от времени что-то спрашивал рыдающим голосом. Я побоялась подойти поближе и не смогла расслышать. Копия отвечал односложными стонами; мне кажется, это могли быть конохские имена. После каждого ответа Гаара-сама всхлипывал и еще яростней вбивался в Копию, до тех пор, пока оба они не упали в песок переплетенными телами.
Я вернулась домой с огромной радостью на сердце. Если бы наш казекаге оказался уке, его Матсури никогда не смогла бы дать ему того, что он любит. Но стоять на четвереньках я могу не хуже любого дзенина Конохи, и когда-нибудь мой Гаара-сама это заметит. Правда, перед этим мне еще нужно обучиться всему, что он умеет, и убить Белую Копию.