в которой автор исполняет обещание, данное в первой главе.
читать дальшеЕго Святейшество Патриарх Аквилейский Бертранд стоял у окна своей резиденции в Чивидате и, заложив руки за спину, смотрел во двор. Там, ругаясь на чем свет стоит, каноник Лорис гонялся за курами.
- Кыш, кыш, проклятые! Опять с заднего двора пробрались! Сколько можно просить брата Вальтера забить дыру в заборе! Вот пожалуюсь его Святейшеству - будет знать!
- Сейчас мы сердимся, когда куры гуляют по нашему парадному двору, а лет через пятьдесят они будут копошиться на наших могилах, и мы уже не сможем их прогнать, - задумчиво произнес Патриарх, высокий сухой старик с проницательным взглядом.
- Жизнь коротка, а куры - вечны, - расеянно ответил из-за стола с бумагами Гвендольф, его племянник и секретарь. Он тоже был худ, но, тогда как дядя носил свою худобу с величавым достоинством и благородством, худоба племянника выпячивалась из его нескладного тела под странными, непривычными углами.
- Уже закончил? Перечитай мне, пожалуйста, последний абзац.
- Кхм-кхм..."За сим остаюсь верным Вашего Императорского Величества слугой..."
- Прекрати паясничать, Гвендольф! Предыдущий абзац!
- Дорогой дядя, если хотя бы я не буду шутить в твоем присутствии, твоё Патриаршье существование окончательно лишится юмора и превратится в сплошную Святейшую тоску!
- Если хотя бы ты прекратишь паясничать в моем присутствии, мне останется потерпеть всего лишь собрания Капитула и заседания Парламента. Читай.
Гвендольф продолжил с нарочито покаянным видом.
- "Мы будем несказанно рады оказать Вашему Величеству и Вашей Царственной Супруге гостеприимство в Глемонском замке на все время турнира. Надеемся, что Ваше пребывание во Фриульском Патриархате укрепит дружественные отношения между Габсбургской Империей и Венецианской Республикой".
- Хорошо, можешь запечатывать, - вздохнул Патриарх. Император, без сомнения, поймет намек, но вряд ли отнесется к нему серьезно. Если бы Венеция не ослабела в последние годы, он никогда бы не осмелился так нахально заявлять свои претензии на фриульские территории. А что еще ему может быть нужно на Глемонском турнире?
- Ты считаешь, он постарается устроить победу для нужного кандидата, чтобы иметь своего человека начальником твоей стражи?
- Может быть, может быть... Или же хочет присмотреться к победителю и понять, чем его можно купить или застращать. В любом случае, он копает под меня, а значит - под независимость всего Патриархата.
- Относительную независимость, дядя.
- Гвендольф, Максимиллиан Габсбург никогда не даст нам такой свободы, какую мы имеем, платя налоги Венеции. Всего лишь платя налоги. Кстати, ты знаешь, что он предложил мне назначить распорядителем турнира Джироламо Манина?
Бертранд наконец отвернулся от окна и уселся в высокое резное кресло у разожженного несмотря на теплую погоду камина.
- Манина? Что-то он подозрительно раздобрился. Послушать речи Манина в Парламенте - так нет худшего врага Фриули, чем Максимиллиан Габсбург, - сказал молодой человек, заканчивая запечатывать письмо, - Это что, жест доброй воли, отводящий от Императора подозрения?
- Я тоже до недавнего времени считал Манина непримиримым врагом Максимиллиана. Однако, по недавно добытым сведениям моей тайной полиции, на самом деле он - глаза и уши Императора во Фриули, а все его пламенные анти-императорские речи - прикрытие и фикция. В таком раскладе "жест доброй воли" приобретает совершенно другое значение.
- Рука ухо моет, - весело ответил секретарь. Или глаз.
- Тут подошла бы другая часть тела, - усмехнулся Бертранд.
- Дядя, я бы ни за что не осмелился в твоем присутствии!
- В моем присутствии ты осмеливаешься на гораздо большее, чем назвать задницу задницей, дорогой племянничек, - произнес, вставая, Бертранд, - Помоги-ка мне передвинуть кресло поближе к камину.
Гвендольф бросился на помощь дяде.
- А ты знаешь, что за твоей спиной меня считают твоим сыном, а не племянником?
- Даже так? - удивился Патриарх. И куда только смотрит моя тайная полиция?
- Тебе это неприятно?
Бертранд потрепал племянника по руке.
- Это только делает мне честь, мой мальчик.
Тут в дверь постучали, и Гвендольф поспешно вскочил с ручки дядиного кресла.
- Ваше Святейшество? - прогугнил робко вошедший каноник Лорис. Вам письмо от сьёра Манина.
- Патриарх развернул конверт и начал читать. Каноник переминулся с ноги на ногу.
- Что-то еще, отец Лорис?
- Ваше святейшество, брат Вальтер...
- Знаю, знаю. Куры - тоже создания Божьи, пусть ходят, где хотят.
- Но Ваше Святейшество, парадный двор...
- Можешь идти, отец Лорис, - Бертранд снова опустил глаза на письмо.
Каноник понуро направился к выходу, а Гвендольф пробубнил под нос:
- Пустите кур приходить ко мне и не препятствуйте им, ибо... Дядя, чего от тебя хочет ухо Императора?
- Вежливо соглашается стать распорядителем турнира и расписывается в своей ненависти к Максимиллиану.
- Так ты его все-таки назначил?
- Врагов нужно держать на виду, мой мальчик. Так их легче контролировать.
Бертранд откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
- Может быть, это стариковский каприз, но мне хочется умереть в свободной стране, и я сделаю все, чтобы ни пяди фриульской земли не досталось Габсбургам. Сходи-ка на кухню, попроси, чтобы мне принесли немного вина со специями.
- Свободной или управляемой тобой, дорогой дядя? - грустно прошептал Гвендольф, выходя из комнаты.
- Жизнь коротка, а куры - вечны, - расеянно ответил из-за стола с бумагами Гвендольф, его племянник и секретарь. Он тоже был худ, но, тогда как дядя носил свою худобу с величавым достоинством и благородством, худоба племянника выпячивалась из его нескладного тела под странными, непривычными углами.
- Уже закончил? Перечитай мне, пожалуйста, последний абзац.
- Кхм-кхм..."За сим остаюсь верным Вашего Императорского Величества слугой..."
- Прекрати паясничать, Гвендольф! Предыдущий абзац!
- Дорогой дядя, если хотя бы я не буду шутить в твоем присутствии, твоё Патриаршье существование окончательно лишится юмора и превратится в сплошную Святейшую тоску!
- Если хотя бы ты прекратишь паясничать в моем присутствии, мне останется потерпеть всего лишь собрания Капитула и заседания Парламента. Читай.
Гвендольф продолжил с нарочито покаянным видом.
- "Мы будем несказанно рады оказать Вашему Величеству и Вашей Царственной Супруге гостеприимство в Глемонском замке на все время турнира. Надеемся, что Ваше пребывание во Фриульском Патриархате укрепит дружественные отношения между Габсбургской Империей и Венецианской Республикой".
- Хорошо, можешь запечатывать, - вздохнул Патриарх. Император, без сомнения, поймет намек, но вряд ли отнесется к нему серьезно. Если бы Венеция не ослабела в последние годы, он никогда бы не осмелился так нахально заявлять свои претензии на фриульские территории. А что еще ему может быть нужно на Глемонском турнире?
- Ты считаешь, он постарается устроить победу для нужного кандидата, чтобы иметь своего человека начальником твоей стражи?
- Может быть, может быть... Или же хочет присмотреться к победителю и понять, чем его можно купить или застращать. В любом случае, он копает под меня, а значит - под независимость всего Патриархата.
- Относительную независимость, дядя.
- Гвендольф, Максимиллиан Габсбург никогда не даст нам такой свободы, какую мы имеем, платя налоги Венеции. Всего лишь платя налоги. Кстати, ты знаешь, что он предложил мне назначить распорядителем турнира Джироламо Манина?
Бертранд наконец отвернулся от окна и уселся в высокое резное кресло у разожженного несмотря на теплую погоду камина.
- Манина? Что-то он подозрительно раздобрился. Послушать речи Манина в Парламенте - так нет худшего врага Фриули, чем Максимиллиан Габсбург, - сказал молодой человек, заканчивая запечатывать письмо, - Это что, жест доброй воли, отводящий от Императора подозрения?
- Я тоже до недавнего времени считал Манина непримиримым врагом Максимиллиана. Однако, по недавно добытым сведениям моей тайной полиции, на самом деле он - глаза и уши Императора во Фриули, а все его пламенные анти-императорские речи - прикрытие и фикция. В таком раскладе "жест доброй воли" приобретает совершенно другое значение.
- Рука ухо моет, - весело ответил секретарь. Или глаз.
- Тут подошла бы другая часть тела, - усмехнулся Бертранд.
- Дядя, я бы ни за что не осмелился в твоем присутствии!
- В моем присутствии ты осмеливаешься на гораздо большее, чем назвать задницу задницей, дорогой племянничек, - произнес, вставая, Бертранд, - Помоги-ка мне передвинуть кресло поближе к камину.
Гвендольф бросился на помощь дяде.
- А ты знаешь, что за твоей спиной меня считают твоим сыном, а не племянником?
- Даже так? - удивился Патриарх. И куда только смотрит моя тайная полиция?
- Тебе это неприятно?
Бертранд потрепал племянника по руке.
- Это только делает мне честь, мой мальчик.
Тут в дверь постучали, и Гвендольф поспешно вскочил с ручки дядиного кресла.
- Ваше Святейшество? - прогугнил робко вошедший каноник Лорис. Вам письмо от сьёра Манина.
- Патриарх развернул конверт и начал читать. Каноник переминулся с ноги на ногу.
- Что-то еще, отец Лорис?
- Ваше святейшество, брат Вальтер...
- Знаю, знаю. Куры - тоже создания Божьи, пусть ходят, где хотят.
- Но Ваше Святейшество, парадный двор...
- Можешь идти, отец Лорис, - Бертранд снова опустил глаза на письмо.
Каноник понуро направился к выходу, а Гвендольф пробубнил под нос:
- Пустите кур приходить ко мне и не препятствуйте им, ибо... Дядя, чего от тебя хочет ухо Императора?
- Вежливо соглашается стать распорядителем турнира и расписывается в своей ненависти к Максимиллиану.
- Так ты его все-таки назначил?
- Врагов нужно держать на виду, мой мальчик. Так их легче контролировать.
Бертранд откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
- Может быть, это стариковский каприз, но мне хочется умереть в свободной стране, и я сделаю все, чтобы ни пяди фриульской земли не досталось Габсбургам. Сходи-ка на кухню, попроси, чтобы мне принесли немного вина со специями.
- Свободной или управляемой тобой, дорогой дядя? - грустно прошептал Гвендольф, выходя из комнаты.